Данная статья посвещена определению нравственного, как целостной и обоснованной концепции.

Ключевые слова: мораль, нравственность, этика, добро, зло.

 

 

Владимир Старковский.

ТЕОРИЯ НРАВСТВЕННОГО.

 

ГЛАВА I. Определение нравственного.

1.1 Три кодекса.

Порядок в любом человеческом сообществе определяется тремя поведенческими регламентами…

а). Право. Установленные государством общеобязательные нормы поведения, необходимость исполнения которых основана на страхе перед «государственным» наказанием.

б). Этика. Сформировавшиеся в обществе общепринятые нормы поведения (приличия, условности, традиции, этикет, обычаи) необходимость исполнения которых основана на страхе перед общественным осуждением.

в). Нравственность. Нормы поведения определяемые личным нравственным чувством (совестью), необходимость исполнения которых основана только на нравственной ответственности перед самим собой.

Общественное мнение и совесть, это две принципиально разные поведенческие мотивации разделяющие область этики и область нравственного. Если этичный поступок мотивируется страхом перед нелестным мнением о себе (потребностью в благоприятном мнении), то поступок нравственный обусловлен только требованием совести. К сугубо нравственным можно отнести лишь те проявления доброй воли, для которых не предполагается возможность их оценки окружающими. Невозможность посторонней нравственной оценки может быть обусловлена или приватностью действия, или неспособностью окружающих ни заметить, ни оценить тонких проявлений благородства и такта.

Этические нормы поведения просты, поверхностны и подконтрольны окружению, соблюдая их, можно легко заслужить репутацию человека порядочного. Нравственный же самоконтроль гораздо глубже и тоньше, он обременителен и необязателен, а потому, нравственное чувство легко «переориентируется» на мнение окружающих. Но можно ли верить в порядочность человека, который заботится только о своей репутации? Человек ориентированный только на мнение окружающих способен принять сколь угодно дурные нравы, если они приняты в сообществе, и совершить бесчестный поступок, если этот поступок не будет предан огласке или осуждён. Так например в криминальных сообществах тоже имеются свои этические нормы «чести и справедливости».

Неподдельное добро может быть только следствием нравственного чувства, следствием таких мотиваций как совесть, великодушие, сочувствие. Поэтому понятия добра и зла будут рассматриваться далее только в рамках нравственного.

 

1.2 Затруднения в определении добра и зла.

Размышления о добре и зле неизбежно приводят к мысли о том, что нравственные законы универсальны, однако все попытки определить и систематизировать безусловные нравственные нормы так успехом и не увенчались. Что же не позволяет выделить и классифицировать нравственные понятия…

1). Разногласия во мнениях о добре и зле якобы свидетельствуют о том, что универсальных нравственных норм не существует.

Но ведь незнание, или заблуждение, никоим образом не могут свидетельствовать о том, что истины не существует. Если человек не знает таблицы Пифагора, или заблуждается относительно её значений, то это отнюдь не означает, что её нет.

2). Смешение понятий добра и зла воли, с понятиями добра и зла обстоятельств.

К понятиям добра и зла обычно также относят такие смысловые группы как: выгода, польза, удовольствие – добро; ущерб, страдание, недовольство – зло. Но в таком понимании добра и зла, даже преступление будет злом только для жертвы, для преступника же будет являться добром. Но это же очевидный абсурд в рамках морали.

Добро и зло обстоятельств, во избежание путаницы, вообще не следует рассматривать в нравственном контексте, тем более что ничего нравственного в пользе или ущербе нет, но в проявлениях воли ведущих к тому или иному результату, нравственная составляющая непременно присутствует.

Добро и зло определяются в данной работе только как атрибуты человеческой воли, хотя бы потому что рассмотрение в едином контексте природных катаклизмов и человеческой подлости выглядит как минимум странно.

3). Смешение понятий добра и зла с этическими нормами, то есть с общепринятыми нормами поведения (условностями, приличиями, нравами, этикетом, обычаями).

Например если Вы выйдете на улицу голым, как Вы привыкли это делать прожив несколько лет в племени Мумба-Юмба, то зло будет не в вашей наготе, а в вашем вызывающем пренебрежении к чувствам окружающих, в которых Вы вне всякого сомнения посеете смущение, смятение, возмущение, беспокойство за чувства детей... Если же таким образом поступит приехавший к Вам в гости вождь племени, незнакомый с нашими нравами, то в его действиях и вовсе не будет ни какого зла, ибо он и не подумал бы, что может оскорбить своим видом чувства белых матрон сидящих у подъезда на лавочке. Но если он будет упорствовать в своём обычае щеголять голым по нашим улицам, то это уже будет с его стороны осознанным намерением попрать чувства окружающих.

Попытка соотнести поведенческие традиции всех времён, народов и социальных групп с добром, опять таки приводит к ложному выводу об относительности нравственного. Тогда как на самом деле, нормы поведения принятые в том или ином сообществе не имеют отношения к добру, но могут иногда его имитировать, в показных и регламентированных нормах.

4). Представление о добре и зле, как о некоем наборе конкретных действий.

Но проявления добра и зла необычайно многообразны и могут достигать почти неуловимой психологической глубины. Никакой перечень злых или благих проявлений человеческой воли не способен охватить всего многообразия и тонкости проявлений добра и зла. Поэтому нравственное может быть определено или как общее направление воли, или как учитывающее все обстоятельства, частное определение к отдельно взятой, конкретной ситуации, но не как исчерпывающий перечень предписываемых действий.

«Не убий, не укради, не прелюбодействуй» - это конечно нравственно правильные заповеди, но и соблюдая их можно быть самым отъявленным негодяем. А например за убийство (даже за убийство), совершённое в определённых обстоятельствах, человека могут и по закону, и по совести совершенно справедливо оправдать.

5). Абсолютность нравственного.

Нравственный закон предъявляет человеку только максимально высокие требования, и не имеет каких-либо полунорм. Если человек хотя бы не пожертвовал всем, чем только может пожертвовать ради тех, кому очень плохо, то он, строго говоря, не может считаться нравственным человеком.

Невозможность совершенного соблюдения правил добра, ставит человека вознамерившегося принять их к исполнению в двусмысленное, нравственно уязвимое положение, что вполне естественно вызывает и отторжение нравственных обязательств, и отрицание самой возможности их нормативного существования. Нравственное чувство не только не приводит к исполнению нравственных требований, но хуже того, ставит человека перед невозможностью их исполнения, хотя бы потому, что человек совестливый обнаруживает в себе всё более тонкие проявления воли окрашенные безнравственно.

Однако не стоит излишне драматизировать безысходность совестливости, хотя бы потому, что голос совести остаётся одинаково деликатным, как у негодяя творящего откровенные подлости, так и у человека глубоко порядочного, просто нравственное чувство реагирует на совершенно различные уровни безнравственного.

6). Неопределённость предназначения добра. Если не ясно каково предназначение добра, в чём заключается его социальная функция, то и суждения о добре и зле, не могут быть полноценно обоснованными.

Нет ничего удивительного в том, что нравственные понятия испокон веков находятся в одной связке с правом и этикой, все эти три поведенческих регламента преследуют одну и ту же цель, это поддержание порядка в обществе. Но если юридические нормы обеспечивают в обществе порядок материально – практических отношений, а нормы этики – порядок предсказуемого поведенческого единообразия, то следование нравственным нормам призвано привести общество в состояние совершенной гармонии, основанной на всеобщей и взаимной благожелательности, дружественности, уступчивости, сочувствии, терпении, великодушии... То есть предназначением нравственного (добра) является приведение любого сообщества к идеальной гармонии взаимоотношений, в отличие от обычного лицемерного и шаткого социального равновесия, основанного на страхе перед общественным осуждением, «государственным» наказанием, или даже перед физическим противодействием.

Следование нравственным нормам, является для социума таким же условием совершенной гармонии, каким для материи являются физические законы.

 

1.3 Определения добра и зла.

Исходя из всего вышесказанного, можно дать следующие определения добру и злу.

а). Добро (нравственное), это волеизъявление направленное на сохранение интересов и чувств другого человека за счёт уступок (даже самых незначительных) в сфере личных интересов, желаний и амбиций.

б). Зло (безнравственное), это волеизъявление направленное на попрание интересов и чувств другого человека в стремлении удовлетворить личные интересы, желания и амбиции.

О парадигматической истинности данных утверждений свидетельствует хотя бы их коррелируемость со знаменитыми, «золотыми» правилами нравственности…

а). Поступай с другими так, как хочешь чтоб поступали с тобой.

б). Не делай другим того, чего не желал бы себе.

 

1.4 Классификация добра и зла.

Предлагаемая классификация содержит всего пять парных нравственных архетипов, но следует помнить, что за каждым из этих обобщающих понятий стоит множество родственных проявлений воли, некоторые из которых указаны в скобках.

1). Совесть. – Бессовестность.

Совесть – (честность, порядочность, добросовестность, благородство).

Бессовестность – (непорядочность, бесчестность, недобросовестность, беспринципность).

2). Любовь. – Эгоизм.

Любовь – (доброта, благожелательность, сострадательность, отзывчивость, сочувствие, гуманность, альтруизм).

Эгоизм. – (бездушность, бессердечность, бесчувственность, чёрствость, жестокость).

3). Великодушие. – Гнев.

Великодушие – (снисходительность, уступчивость, прощение, терпеливость).

Гнев – (раздражительность, конфликтность, нетерпимость, вспыльчивость, агрессивность, мстительность, злопамятность, злословие).

4). Умеренность. – Невоздержанность.

Умеренность – (воздержанность, неприхотливость, непритязательность, терпение, аскетичность).

Невоздержанность – (неумеренность, прихотливость, капризность, жадность, алчность).

5). Скромность. – Гордость.

Скромность – (в христианстве – смирение, бесстрастное отношение к высоте своих достоинств и лестности мнения о них).

Гордость – (честолюбие, тщеславие, самодовольство, наглость, высокомерие, хвастовство, презрительность, пренебрежительность).

Разумеется, все проявления добра и зла не могут быть разделены строго по архетипам. Вот, например некоторые из тех, в которых архетипическая двойственность особенно очевидна: деликатность (2,3), бескорыстность (2,4), щедрость (2,4), несправедливость (1,2), зависть (4,5), злорадство (2,3). Тем не менее, высокая степень синонимичности перечислений представленных в данной классификации, свидетельствует о том, что всё многообразие проявлений добра и зла может быть систематизировано в ограниченном перечне обобщающих нравственных категорий.

Для того чтобы лучше убедиться в социальной деструктивности проявлений зла, и «миротворческой функциональности» проявлений добра, рассмотрим свойства каждого из нравственных архетипов более детально…

 

 

ГЛАВА II. Совесть. – Бессовестность.

2.1 Всеобщность совести.

Совесть, это нравственное чувство позволяющее различать в своих чувствах, мыслях, словах и поступках проявления зла, непорядочности, несправедливости… во всей их глубине и тонкости. Стыд нравственный, это раскаяние «проснувшейся» совести. Стыд же этический, это реакция на неблагоприятное мнение окружающих. Таким образом, даже двойственность такого понятия как «стыд» свидетельствует о глубоком различии между нравственным и этическим.

Человек путает и искажает даже самые простые понятия, особенно если он в этом заинтересован, но верное представление о добре и зле так или иначе сохраняется даже в обществе с очень дурными нравами. Постоянство и универсальность этого иррационального знания можно объяснить только присутствием нравственного закона в сердце каждого человека. Во многих европейских языках слово «совесть» происходит от словосочетания «совместное знание». Со-весть, совместное ведение, общее знание.

Совесть, это единственный ориентир следуя которому характер человека может исправляться сообразно нравственным законам, то есть, законам социальной гармонии. Только следуя совести человек может становиться дружественней, добрей, честней, великодушней, справедливей... Преимущество человека совестливого заключается именно в том, что проявления его воли, все более соответствуют правилам добра, и как следствие, наносят все меньший ущерб социальному согласию.

 

2.2 Неприятие совести.

Нравственный уровень человека может определяться только тонкостью видения им своего зловолия, и мерой стыда за его реализацию. Но испытывать сопутствующие голосу совести чувства стыда, вины, неправоты унизительно для человеческой гордости, а потому человек старается не замечать зло в проявлениях своей воли, легко находит себе оправдания, и как следствие утрачивает зоркость нравственного чувства, и способность к нравственному развитию.

Голос совести всегда направлен против эгоистических интересов человека. Человеку выгодно не слышать голоса совести, или хотя бы исказить его, но несмотря на эфемерность нравственного чувства, обычно удается заглушить лишь тонкие его проявления. Впрочем, в случае «острой эгоистической необходимости», человек может совершенно искренне оправдать или даже не заметить в себе сколь угодно страшное зло. Человек с неразвитым нравственным чувством может быть столь виртуозен в самооправдании, что будет считать себя человеком порядочным, даже если у него руки будут по локоть в крови. Нравственная безнадежность человека несовестливого в том, что его нравственное самодовольство чистосердечно, он совершенно честен в своей нравственной слепоте. И ни что кроме совести не способно уверить несовестливого в его нравственной неправоте.

 

2.3 Совесть – школа ума.

У человека нет более доступного объекта для изучения тонких человеческих проявлений, чем он сам. Насколько глубоко человек понимает себя, настолько глубоко он понимает всех. Но человек несовестливый не способен различать в своём поведении все те демагогические уловки, которыми он оправдывает своё зло, свой эгоизм, свою несправедливость и беспринципность. Несовестливый или не замечает зла в проявлениях своей воли, или воспринимает его искаженно - оправдательно, таким образом, он утрачивает способность объективно понимать огромное количество тонких человеческих мотиваций и проявлений.

Человек же совестливый, замечает в себе все более сокровенные уровни лукавства, нравственного самообмана и беспринципности, то есть замечает именно то, что человеку и не хочется замечать в себе. Глубокое самопонимание обусловленное утончённой совестью, дает человеку проницательность и в понимании других людей. Человек, тонко и верно понимающий человеческие проявления, отличается проницательностью, глубиной и объективностью мышления, то есть тем, что часто определяется как ум. Можно легко заметить, что людей порядочных отличает рассудительностью, тонкость и объективность мышления. Тогда как люди беспринципные, эгоистичные, недобрые традиционно отличаются поверхностностью и субъективностью суждений. Таким образом, можно утверждать, что природа человеческой мудрости, то есть способности глубоко, тонко и объективно понимать людей, заключена в утончённой совестливости, или как сказал Фазиль Искандер: «Мудрость – это ум, настоянный на совести».

Но проницательность совести не ведет к осуждению окружающих, ибо чужая неправедность обязательно напоминает совестливому о своей собственной. Несовестливый же напротив, всегда старается осудить других для того, чтобы выглядеть в своих глазах ещё лучше. Злословящий других, всегда неосознанно стремится доказать одну и ту же мысль: «А вот я, хороший!».

 

 

ГЛАВА III. Любовь. – Эгоизм.

3.1 Эмпатия.

Термин «эмпатия», ближе всего по значению к таким понятиям, как сочувствие, сопереживание, но отличается от них отсутствием трагичности в своём значении, и как следствие, более тонкой и обширной областью применения. Эмпатичность, это прежде всего способность тонко чувствовать и остро переживать психологический дискомфорт другого человека. Психологический дискомфорт может быть обусловлен такими негативными эмоциями как: страх, стыд, обида, разочарование, тревога, уныние, отчаяние, неловкость, досада, неудовлетворённость, недовольство, скука, чувство неполноценности…

Эмпатия, в той или иной мере, свойственна каждому человеку, однако степень эмпатичности у разных людей может очень сильно различаться. Иной раз и психопат может посочувствовать кому-либо, но совершенно очевидно, что мера его эмпатичности не идёт ни в какое сравнение с эмпатичностью человека, которому свойственно например такое качество, как деликатность.

Эмпатичность в весьма значительной степени определяет меру социальной дружественности человека, потому что психологический комфорт окружающих значим и ощутим для эмпата почти так же как и свой собственный. Спектр эмпатических реакций простирается от едва уловимых проявлений тактичности, до героической самоотверженности.

Заботиться о психологическом комфорте окружающих, соблюдая их интересы, предписывают так же и нормы относящиеся к этике. Но этические правила носят формальный и ситуационно – нормированный характер. Тогда как чистосердечность, тонкость и многообразие эмпатических проявлений дружественности, не предусматривают, да и не могут предусмотреть, ни какие поведенческие нормы.

 

3.2 «Возлюби ближнего твоего как самого себя».

Вряд ли эта главная заповедь христианства подразумевает необходимость лицемерной (этической) участливости. По сути, данная заповедь призывает человека стать эмпатом. Но возможно ли обрести эмпатическую сочувственность волевым усилием?…

Органичное принятие всеми членами социума одной только этой заповеди, могло бы привести к совершенному согласию любое человеческое сообщество, хотя бы потому что эмпатичность, не позволяла бы никому попирать интересы и чувства окружающих. Любовь к ближнему, и как следствие равенство, или даже предпочтение его интересов, это единственно возможный способ нейтрализовать социальную разрушительность бездушного, а порой и жестокого эгоизма. Мера социального согласия может определяться только мерой значимости интересов окружающих, то есть, социальная гармония может быть достигнута только в любви. В любви чужая радость - это своя радость, и чужое страдание - свое страдание. Без любви же, чужая радость, это повод для зависти, а чужая беда - повод для злорадства.

Соучастию в радости предшествует соучастие в страдании, сострадание заставляет человека жертвовать личными интересами для того чтобы облегчить участь ближнего, но в итоге, он облегчает и свое (со)страдание. Личными интересами жертвуют многие, но обычно только ради самых близких людей, при этом их радости переживаются как свои собственные. Человек, уравнявший свои интересы с интересами ближнего, приобретает возможность радоваться со всеми, с кем он уравнял свое «Я». Соучастие в чужой радости и придает рациональный смысл предпочтению интересов ближнего, ибо, чем больше человек эмпатичный будет приносить добра окружающим, тем больше радости будет и у него самого.

 

3.3 Проявления любви и эгоизма.

Религиозно – философское понятие любви гораздо шире чем понятие эмпатии. В зависимости от контекста, в понятие любви включаются такие смысловые составляющие как…

1). Эмпатия (сочувствие, сопереживание, сострадание).

2). Доброта (отзывчивость, участливость, альтруизм, щедрость).

3). Симпатия (благожелательность, расположение, приязнь).

4). Духовное влечение (стремление к общению, единению и братству).

5). Сопереживание радости.

Телесное же влечение – эрос, следует всё же отнести к физиологическим потребностям, что впрочем отнюдь не мешает эросу сочетаться с любовью духовной, разумеется, если человек к ней способен.

Если принять, что эгоизм является понятием противоположным любви, то придётся признать, что эгоистичность не только подразумевает отсутствие в характере человека консолидирующих качеств присущих человеколюбию, но более того, эгоизм определяется лишь отсутствием этих качеств. Асоциальные проявления эгоизма обусловлены не стремлением к самоутверждению, как поведение гордыни, и не страстью к насыщению своих потребностей, как поведение невоздержанности, но лишь его бездушностью, аэмпатичностью. Именно неспособность к сочувствию, к отзывчивости является основой эгоистической недружественности. Но если эгоист к тому же движим страстными желаниями или гордыней, то социальная разрушительность эгоизма возрастает многократно. Отсутствие в характере человека качеств свойственных любви, неизбежно оборачивается проявлением таких черт как…

1). Бессердечность, черствость, равнодушие.

2). Эгоизм, своекорыстие, жадность.

3). Неблагожелательность, недружелюбие.

4). Закрытость, душевная обособленность.

5). Завистливость.

Человек ориентированный только на свои чувства и желания, легко пренебрегает и жертвует интересами окружающих, хотя бы в силу своего эгоистичного понимания справедливости. Любовь эгоиста, это любовь к своему удовольствию, прошло удовольствие - прошла любовь.

 

3.4 Клановая любовь или клановый эгоизм?

Клановый эгоизм проявляется как действия против справедливости и нравственного закона в угоду близким людям и клановым интересам. Предпочтительность клановых интересов определяется для человека лишь его близостью к той или иной социальной группе.

Клановые интересы связывают государства, этносы, сословия, организации, религиозные конфессии, коллективы, родственников, знакомых, семьи... Клановые интересы как бы частично освобождают человека от необходимости соблюдать законы добра, хотя бы потому, что отказ от личных интересов часто равнозначен пренебрежению интересами близких людей. Клановый эгоизм легко прощает «своим» любую несправедливость, если конечно она совершена против «чужих», «чужим» же клановый эгоизм не прощает ничего. Разумеется, предпочтительность интересов близких людей нельзя в полной мере считать клановым эгоизмом, но по крайней мере, не следует приносить чужие интересы в жертву интересам клановым.

Клановые эгоизм, ксенофобия и гордыня еще более тягостны в силу их массовости, и ведут к тем же нравственным преступлениям, что и личные пороки. Клановая враждебность на уровне цивилизаций, наций, сословий, государств, всегда оправдывается идеологией клановой правоты.

 

 

ГЛАВА VI. Великодушие – Гнев.

4.1 Природа и виды недружественности.

«Гнев», является традиционным понятием обобщающим недружественные реакции. Проявления гнева можно разделить на три типа: явные, скрытые (злопамятство, обида) и неприязнь.

Неприязнь (ксенофобия) это особая, в своей кажущейся беспричинности, форма недружественности по отношению к чужим, иным, другим, к отличающимся, выделяющимся и непохожим. «Чужих» обычно отличают: национальность, религия, социальное положение, убеждения, образ жизни, уровень благосостояния и образования, место жительства и даже внешний вид.

Беспочвенная, на первый взгляд, неприязнь к «чужим» (как впрочем и любая другая форма недружественности) порождается гордыней, завистью, корыстными интересами, субъективным пониманием чужой неправоты и эгоцентрическими представлениями о должном. Но своекорыстные и «высокомерные» причины недружественности осознавать неприятно, а потому они всегда подменяются идеями «справедливости».

 

4.2 Механизм конфликта.

Все конфликты в своей первооснове бывают двух типов, это или конфликты материально – практических интересов, или конфликты честолюбий. И если конфликт интересов прост и понятен, то механизм конфликта честолюбий не столь очевиден, поэтому его мы здесь и рассмотрим…

Человеку свойственно слепо оспаривать всё, что задевает его гордость. Проявления превосходства чужой правоты, прав, убеждений, ума, уязвляют гордость, что вызывает у человека стремление утвердить своё превосходство в конфликте, именно превосходство, а не вовсе не правоту и справедливость, даже если они на его стороне. Желание отомстить, ответить, оставить за собой последнее слово – это всего лишь желание возместить ущерб нанесенный гордости проявлениями чужого превосходства, иногда просто кажущегося. Чужое превосходство, в той или иной степени всегда досадно для гордости, а потому человек честолюбивый неосознанно реагирует на него неприязнью, злословием, осмеянием, осуждением, а в конфликтных ситуациях и насилием, потому что конфликт обостряет оскорбительность чужого превосходства, делая его явственным.

Честолюбие можно уязвить только в иерархии тех предметов гордости, которые значимы для человека. Например, если у девочки недостаточно модная кукла, то её честолюбие может быть легко задето насмешкой, или публичным вниманием к этому обстоятельству. Но попытка уязвить честолюбие взрослой женщины тем, что у неё нет модной игрушки, такого эффекта разумеется не возымеет. Таким образом, каждая статусная ценность актуальная в данное время и в данной среде может являться условием способным породить конфликт честолюбий.

Честь честолюбия, в силу её социальной очевидности, и обусловленности публичными нормами поведения, относится к категориям этики. Честь же нравственности, это честь честности, ущерб которой невозможно нанести извне. Честь честности незаметна и невыгодна, а потому она тихо презирается приверженцами публичной чести честолюбия, как наивный идеализм.

 

4.3 Прощение – условие мира.

Мир в любом сообществе балансирует на грани между злом совершенным и злом прощенным. Если бы люди не прощали друг друга бессчетно, то рост взаимной ненависти вероятно уничтожил бы человечество. Прощение, это единственный способ нейтрализации зла возникающего в бесчисленных столкновениях человеческих интересов и амбиций. Прощение упраздняет зло, злопамятность его накапливает, мстительность – преумножает. Каждый человек «выпускает в мир» меру своего зла, прощая же, упраздняет меру зла чужого, соотношением этих мер и определяется его социальная дружественность. Прощающий, утверждает и тем самым своё право на прощение, мстительный же отрицает и свое право быть прощёным в случае своей неправоты. Но в конфликтах обе стороны всегда считают себя правыми, а по логике хотя бы одна из сторон всегда не права. И это всегда не мы?…

Добродетель великодушия заключается в способности прощать. Прощение, это не отступление слабости, не страх трусости, и не лицемерное смирение. Суть прощения в отказе от претензий на превосходство своего права и своей правоты в конфликте. Мир же затаившегося злопамятства, это мир на лезвии ножа, а чтобы разладить мир одного человека достаточно лишь одной мелочной обиды.

Дружественность человека не может определяться по его отношению к своим друзьям и близким (тут большого великодушия не надо), она может определяться только по его отношению к «чужим», а тем более по отношению к своим неприятелям.

 

4.4 Условие нравственности насилия.

Проблематичность известного тезиса «добро должно быть с кулаками», заключается лишь в том, что же следует считать добром, если каждый считает добром только свои собственные мнения, интересы и права. Своекорыстие, властолюбие, неприязнь, высокомерие, злопамятность, мелочность, мстительность, беспринципность, эгоистичность, зависть, жадность имеют более всего претензий на утверждение «добра» насилием, но можно ли верить в справедливость целей преследуемых такими чувствами и мотивациями?

Совесть же в стремлении к справедливости не обманется беспринципностью.

Любовь в стремлении к справедливости не обманется эгоизмом.

Великодушие в стремлении к справедливости не обманется мстительностью.

Умеренность в стремлении к справедливости не обманется корыстью.

Скромность в стремлении к справедливости не обманется претензиями на превосходство.

Таким образом, только человек нравственный может обладать истинным пониманием справедливости. Его объективность в конфликтной ситуации обусловлена тем, что он движим совестью, а не чувствами, интересами и амбициями. Только человек способный с истинным смирением подставить другую щёку, способен объективно оценить, когда жёсткое противодействие чужой экспансии будет большим благом нежели великодушие и терпение.

Уязвлённая гордость требует мести, но она может быть совершенно безучастна к чужим унижениям. Любовь же ранится страданием других, но отказывается от личной обиды ради мира. Заступничество требует от человека мужества и благородства, тогда как мстительность руководится лишь уязвлённой гордыней. Справедливость заступничества в его сторонней беспристрастности, тогда как личная месть алчна, слепа и разрушительна, а потому никогда не следует увязывать моральность защиты Отечества, или другого человека, с моральностью права на личную месть.

 

 

ГЛАВА V. Умеренность. – Невоздержанность.

5.1 Желания и нравственная деградация.

Какой бы безобидной не казалась естественная человеческая способность хотеть, но именно желания являются причиной подавляющего большинства безнравственных поступков и преступлений. Неумеренность в желаниях способна полностью подчинить и волю и совесть человека, сделать его капризным, прихотливым, жадным, завистливым, злоязычным, раздражительным, беспринципным, жестоким, а порой и просто опасным. Страсть к насыщению своих потребностей неизбежно изживает альтруистические качества личности, поскольку всякое «да» сказанное другому, это «нет» сказанное себе.

Желания совершенно не похожи на источник зла, потому что злом представляется лишь попрание интересов и чувств окружающих в стремлении эти желания удовлетворить. Зачастую, человек не совершает зла для реализации своих желаний, только из страха перед осуждением и наказанием, а такой человек по сути не является честным, но лишь трусливым, слабым и лицемерным. В проявлениях человек показной, в желаниях – истинный. Человек подчинённый желаниям, ненадежен как злая собака на тонкой цепи, и если гарантировать всем хотящим полную безнаказанность, то общество будет просто растерзано насилием и беззаконием. Но и без таких умозрительных крайностей очевидно, что господство желаний над совестью, в весьма значительной степени определяет меру человеческой недружественности и непорядочности.

Нравственно – аскетической задачей человека является сохранение свободы воли от пристрастия к удовлетворению своих желаний. Однако независимость от своих желаний, отнюдь не подразумевает отказа от радостей жизни, добродетель умеренности заключена не в нищенском существовании, но лишь в бесстрастном отношении к мере своего благополучия. И зло заключается не в богатстве, но лишь в том, какой мерой беспринципности, бесчестности и эгоизма человек готов заплатить за деньги. Суть аскетического баланса между желаниями и свободой от их диктатуры очень точно сформулировал апостол Павел: «Всё нам позволительно, но ни что не должно обладать нами».

 

5.2 Безысходность желаний.

Как нет предела совершенству, так нет предела и совершенству того, что человек невоздержанный мог бы хотеть. Невоздержанный человек ненасытен в своем стремлении к удовольствиям, комфорту, богатству и самоутверждению. Исход человеческой неумеренности возможен разве что в безраздельном потреблении благ всего мира. А то, что мы воспринимаем как недостаточность нашего бытия, это как правило лишь страдание нашей ненасыщаемости, которую невозможно удовлетворить, как невозможно потушить пожар соломой.

Изобилие не только не способно насытить человеческие желания, но хуже того, изобилие было бы убийственно для жадного, ленивого, невоздержанного человека. Невоздержанный человек пропал бы в условиях совершенного изобилия, как капризный ребенок в условиях абсолютной вседозволенности, или как наркоман при неограниченном доступе к наркотикам. Если бы наш мир вдруг стал преизобильным, то человечество вероятно уподобилось бы свиньям, которые от неумеренного питания теряют даже способность стоять на ногах, или крысам из известного опыта, в котором крыса, нажимая кнопку получала удовольствие через вживленный в ее мозг электрод. Крыса жала на кнопку до тех пор, пока не умирала от истощения.

Ощущение достаточности бытия не может определяться его изобильностью, но только воздержанностью человека. Чувство удовлетворённости не может быть обусловлено количеством благ, но только властью человека над своими желаниями. Именно желание довольства, счастья и благополучия само по себе и является недовольством, несчастьем и неблагополучием. Неудовлетворенное желание, это и есть несчастье, и чем сильней желание (или нежелание чего-либо), тем сильней страдание.

Если человек болен или голоден, то он страдает по объективным причинам. Если же человек не болен и не голоден, то он уже может быть счастлив, желания превышающие эту меру благополучия, уже несут несчастье в самих себе. Счастье, это удовлетворённость настоящим.

 

5.3 Не в деньгах счастье.

Желать богатства человека вынуждают:

1. Страх перед бедностью. Покой обеспеченности.

2. Дискомфорт бедности. Комфортность обеспеченности.

3. «Постыдность» бедности. Гордость обеспеченности.

Богатство, это обычное олицетворение счастья. Богатство дает человеку обильную и вкусную пищу, чувство уверенности, комфорт, удовольствия и развлечения, чувство гордости и «уважение» окружающих, радость за благополучие близких. То есть богатство казалось бы дает человеку все необходимое для счастья, а потому неудивительно, что стремление к богатству является единственной целью жизни большинства людей.

Но если человек болен, или несчастен в личной жизни, если он страдает от жадности, или зависти, страха или ненависти, то уже никакое, даже самое большое богатство, не принесет ему облегчения. Никакое богатство не способно удовлетворить алчного, потому что его желаниям нет предела. Именно алчность создаёт ощущение бедности, и только равнодушие к богатству даёт ощущение достатка. Чувствовать себя благополучным может только человек независимый от меры своего достатка.

Счастье не в деньгах, а в их ненужности.

Каждый отдельно взятый предмет имущества необременителен, но когда их становится много, то человек попадает в пожизненное, безысходное услужение к своей же собственности. Жизнь человека – стяжателя, это всего лишь ограниченный смертью период стяжания. Стяжатель всегда живет будущим, но не живет «здесь и сейчас», там, где жизнь только и существует. Человек хотящий иногда замечает безысходность жизни – стяжания, и начинает страдать от бессмысленности своего существования. Но алчному больше нечем наполнить свою жизнь, он безразличен ко всему искусному и духовному, ибо прекрасное не несет в себе ни пользы, ни выгоды. Круг интересов стяжателя сужается до проблем прибыли, накопления и экономии, поэтому корыстолюбивый всегда примитивен, ограничен и прозаичен.

Корыстолюбие приносит богатство лишь единицам, но забирает жизнь у всех, кто подчинил ему свою волю. За деньги человек платит жизнью.

 

 

ГЛАВА V. Скромность. – Гордость.

6.1 Предметы гордости.

Предметами гордости (статусными ценностями, достоинствами) человеку могут служить любые предметы и обстоятельства, престижность которых признана в данном социуме. Например, такие как… имущество, благосостояние, образованность, компетентность, авторитетность, влиятельность, звание, должность, связи, родство, социальное положение, заслуги, достижения, мастерство, способности, первенство, прогрессивность, независимость, бесстрашие, сила, красота, национальность, место жительства и т.п.

Признание и осознание высоты своих достоинств доставляют человеку чувство гордости. Недостаток же причин для гордости воспринимается честолюбивым человеком как личная унизительная ничтожность. Стремление к гордости (стремление обрести и проявить свои достоинства) является всеобщей первичной поведенческой мотивацией.

Гордость – это удовольствие от осознания и признания высоты своих достоинств.

Честолюбие – это потребность в лестном мнении о своих достоинствах.

Тщеславие – это потребность быть объектом внимания.

Гордость, честолюбие и тщеславие триедины и зачастую нераздельны в причинах и проявлениях, а потому далее они как правило будут определяться одним словом – гордость.

 

6.2 Лицемерность гордости.

Вызывающие, явные проявления гордости, такие как: важничанье, высокомерие, наглость, надменность, презрительность, пренебрежительность, дерзость, самодовольство, самоуверенность, хвастовство обычно скрывают, из страха нажить себе недругов, дурную репутацию, или в соответствии с этическими нормами поведения. Но при этом чувства и эмоции гордости ни куда не деваются, а потому гордость так или иначе проявляется в скрытых, вторичных формах. Коварство гордости заключается в том, что она оставаясь незаметной, разрушает гармонию социума своими косвенными проявлениями.

Гордость культивирует лицемерие, ещё и тем, что изображать из себя человека с достоинствами куда как проще чем быть таковым в действительности. Человек стремящийся к лестному мнению о себе утрачивает свободу быть самим собой, он становится послушной марионеткой общественного мнения. Честолюбец ищет лестного мнения о себе у окружающих и при этом испытывает к ним же скрытую недоброжелательность за свою зависимость от их мнения.

«Стыд» честолюбия возникает когда обнаруживается несостоятельность в том, что является для человека предметом его гордости, поэтому каждый предмет гордости налагает на человека бремя ответственности за соблюдение его положительного образа. Отсюда возникает тревога за благоприятное мнение о себе, которая проявляется в виде мнительности, обидчивости, подозрительности, ранимости, застенчивости, а такого рода проявления, уже не определяются как проявления гордости.

Сколь высокого статуса не достиг бы честолюбец, он всегда будет страдать от недостатка собственной значимости, он всегда будет устремлен к признанию и возвышению. Безысходность гордости в ее ненасыщаемости. Разрастаясь, гордость стремится превзойти все, исход гордости возможен разве что в том, чтобы занять место Бога.

 

6.3 Зависть - обратная сторона гордости.

Гордость, это неосознанное наслаждение превосходством, ибо гордость получает удовлетворение только в сравнении с меньшими достоинствами окружающих. При обнаружении у других больших достоинств, гордость оборачивается чувствами зависти, досады, ущербности. Стремление к гордости, это скрытое стремление стать объектом зависти, но за удовольствие смотреть «сверху вниз» с гордостью, человеку неизбежно приходиться расплачиваться повинностью смотреть «снизу вверх» с завистью. Зависть, это обратная сторона гордости, это страдание гордости, уязвленной превосходством чужих достоинств, благ, успехов.

Зависть унизительна поскольку является болезненным для гордости признанием чужого превосходства, а потому зависть всегда скрывается, неосознанно замещаясь злословием, неприязнью, осуждением, осмеянием, ненавистью, направленными на объект зависти, а причины для недоброжелательности завистливый ум всегда находит. Зависть всегда оправдывает свое негодование стремлением к справедливости, но как достичь справедливости, если у каждого завистника свои представления о ней? Вульгарное стремление к справедливости, это всего лишь скрытое стремление ущемленной гордости (зависти) уничтожить чужое превосходство, опустить возвысившихся до своего уровня.

Благородная, но утопичная идея справедливости и социального равенства издавна использовалась для разжигания ненависти и оправдания насилия, что часто приводило к огромным человеческим жертвам и перераспределению благ, но никогда не приводило ни к равенству, ни к справедливости. Потому что возвысившаяся зависть неизбежно обращается в гордость и уже презирает «меньших», вымещая свою прошлую униженность.

 

6.4 Равенство и достоинство.

Чувство социального неравенства определяется не столько имущественным, иерархическим или каким-либо другим предметным расслоением общества, сколько неравенством в праве на уважение, которое в иерархии гордости как раз и определяется мерой причастности человека к статусным ценностям. Чувство социального неравенства обусловлено именно чувством разного достоинства человека в иерархии статусных ценностей.

Обладатель высокого статуса в иерархии ценностей гордости может и не испытывает высокомерного пренебрежения к «окружающим ничтожествам», но с плохо скрываемой недоброжелательностью зависти он столкнётся непременно. Обладатель же низкого социального статуса возможно ни кому и не завидует, однако с презрением исходящим от некоторых «хозяев жизни» столкнётся и он. Нравы царящие в обществе в весьма значительной мере зависят от того напряжения, которое возникает в обществе между полюсами социальной статусности, между завистью исходящей снизу и высокомерием исходящим сверху.

Уважение в системе ценностей гордости заключается в признании статусной авторитетности человека, но уважение может быть и нормой отношений независимой от социального статуса, что является условием всеобщего равенства в праве на уважение. Однако гордость отвергает своё равенство с обладателями низкого социального статуса, зато претендует на равенство с носителями статуса высокого. Равенство в праве на уважение невозможно устроить для других (для всех), хотя бы потому, что чья-либо гордость при любых условиях будет уязвлена или чьим-либо превосходством. Равенство осознается и принимается только лично каждым членом общества, как равенство в праве на уважение по праву человеческого естества.

Самоуважение гордости основано на превосходстве, а чувство собственного достоинства (ЧСД) основано на равенстве. Самоуважение человека складывается как из гордости, так и из ЧСД, но чем выше человек ставит предметы гордости, тем менее у него остается уверенности в праве на беспричинное самоуважение, то есть на ЧСД. Гордец определяет свою социальную значимость теми статусными ценностями, к которым он причастен, и в случае их недостаточности испытывает чувство неполноценности, таким образом, человек утрачивает ЧСД через гордость.

Неуважительное отношение к обладателям низкого социального статуса оборачивается болезненно – мнительным самолюбием, ибо человек непроизвольно переносит свое отношение к «меньшим» на отношение «больших» к себе. Уважительное же отношение к «меньшим» укрепляет человека в ЧСД перед «большими».

Самоуважение гордости основанное на превосходстве оборачивается чувством ущербности перед чужим превосходством. Тогда как безразличие к высоте своего социального статуса формирует спокойное отношение и к высоте социального статуса окружающих.

 

6.5 Скромность и чувство собственного достоинства.

Скромность, это бесстрастное отношение к высоте своих достоинств, и к лестности мнения о них. Данное определение скромности, как видно из рассуждений приведённых выше, в равной степени может быть отнесено и к ЧСД, как его причина.

Скромность и ЧСД освобождают человека от необходимости притворяться и важничать для того чтобы представляться в выгодном свете, что позволяет человеку быть естественным и непринужденным как на дне общества, так и в его верхах. Чувства же гордеца, при такой перемене ситуации, меняются от наглости до робости. Скромность и ЧСД неуязвимы для чужого превосходства, от него страдают только гордость и зависть.

Скромность и ЧСД участливы к «меньшим», гордость же, в лучшем случае лишь высокомерно – снисходительна по отношению к ним. Презрение гордеца к обладателям меньшего статуса обычно скрывается за притворной вежливостью, а при удобном случае даже и не скрывается.

Скромность и ЧСД сохраняют непринужденность отношений, ибо не обнаруживают неравенства, а также не стремятся и не боятся его обнаружить, тогда как гордость и зависть создают вокруг неравенства лицемерно – напряженное умолчание. Скромность и ЧСД порождают взаимоуважение даже между господином и слугой, тогда как гордость и зависть сеют неприязнь даже среди друзей.

 

6.6 Синдром гордости.

Все человеческие проявления перечисленные ниже, обусловлены стремлением к гордости (стремлением к обретению, проявлению и признанию своих достоинств), и все эти проявления упраздняются одним единственным качеством – скромностью (безразличием к высоте своих достоинств и к лестности мнения о них), что неоспоримо свидетельствует и о единой природе всего многообразия этих проявлений, и о верности предложенного определения скромности.

А). Комплекс демонстративности.

Стремление привлекать внимание и вызывать интерес (хотя бы и негативный).

Стремление выделяться, отличаться, удивлять, производить впечатление.

Стремление оставлять о себе память (хотя бы и негативную).

Стремление к известности и славе.

Демонстративность, бравада, вычурность, кураж, позерство, хвастовство, эпатажность.

Б). Комплекс неполноценности.

Гипертрофированная потребность в благоприятном и лестном мнении о себе.

Страх перед неодобрительной молвой, перед нелестным, пренебрежительным мнением.

Страх перед насмешкой, осуждением и презрением.

Мнительность, ранимость, застенчивость, обидчивость, страх публичности.

Страдание от чувства собственной незначительности.

Чувство ущербности и неполноценности.

В). Комплекс амбициозности.

Стремление к лидерству, главенству и авторитетности.

Неприятие чужой значимости, первенства и доминирования.

Стремление контролировать, направлять, распоряжаться, руководить.

Неприятие подчинения, ограничений, опеки, зависимости.

Стремление влиять, поучать и убеждать.

Неприятие чужих мнений, замечаний, предложений, критики, и советов.

Стремление превзойти, победить, опередить, стать лучшим.

Неприятие превосходства чужих благ, достоинств и успехов.

Высокомерие, надменность, презрительность, пренебрежительность, самодовольство, самоуверенность, нигилизм.

Вызывающее поведение, агрессивность, грубость, дерзость, конфликтность, наглость, хамство, циничность, язвительность. Стремление словом или делом унизить, оскорбить, опорочить, осудить.

Провокационно – агрессивные проявления гордости обусловлены стремлением обозначить свое превосходство в открытой, оскорбительной форме.

 

 

В ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Лицемерие. – Искренность.

Весьма обширная нравственная проблема «лицемерие – искренность» не является нравственно первичной, поскольку её составляющие являются лишь производными от общего нравственного состояния личности. Мера лицемерности человека определяется лишь той мерой безнравственности, которую человеку приходится скрывать в соответствии с общепринятыми поведенческими нормами. Например…

Человек беспринципный и бессовестный лицемерен лишь настолько, насколько ему приходиться изображать добросовестность и порядочность.

Человек злой и эгоистичный лицемерен лишь настолько, насколько ему приходиться изображать благожелательность и доброту.

Человек обидчивый и мстительный лицемерен лишь настолько, насколько ему приходится изображать великодушие и снисходительность.

Человек жадный и корыстный лицемерен лишь настолько, насколько ему приходится изображать щедрость и бескорыстность.

Человек высокомерный и тщеславный лицемерен лишь настолько, насколько ему приходится изображать скромность.

Таким образом, лицемерие (лукавство, притворство, неискренность, лживость) свойственны человеку лишь в той мере, в какой человеку приходится скрывать свою непорядочность. Человек просто не может быть открытым и чистосердечным, не изжив тех качеств, которые ему приходится скрывать. Но то, что в категориях нравственного является лицемерием, то для показной добропорядочности этики является нормой, а для многих, общественное мнение и вовсе представляется голосом совести.