Е.Б. Шавалиева

Иркутский государственный

лингвистический университет

К ВОПРОСУ О ДИСКУРСИВНОМ ОРУЖИИ: МЕТАДИСКУРС

КАК СРЕДСТВО УПРАВЛЕНИЯ СИТУАЦИЕЙ

Понятие дискурсивного оружия разрабатывается нами вслед за С.Н. Плотниковой, которая, опираясь на мнения социологов и лингвистов (Bolinger 1980; Fairclough 1996; Тоффлер 2004; Переслегин 2004 и др.), считает, что стремительно возрастающая роль знаний в современном обществе приводит к преобразованию самого понятия войны. Первостепенную значимость приобретает фактор знания, информации, разума – война переходит в формат высокотехнологичной информационной борьбы, становясь по сути формой коммуникации враждебных сторон. Язык и дискурс тогда становятся средством, активное и интеллектуальное использование которого может привести к достижению желаемой цели: захвату и удержанию политической власти, успеху в конкурентной борьбе в бизнесе, на рынке труда и т.д.

Согласно С.Н. Плотниковой, дискурсивное оружие можно определить как тип информационного оружия; его разработка представляет собой поэтапный технологичный процесс производства необходимого для борьбы с противником или конкурентом конечного продукта, а именно: дискурса (Плотникова 2004; 2005; 2007а; 2007б; 2008; 2009).

Понятие технологии часто приравнивается к понятию стратегии, они употребляются в гуманитарных науках как полностью или частично синонимичные. Подобное неразличение данных терминов восходит к работам Э. Гоффмана (Goffman 1969; 1971), который употреблял их на равных основаниях и не давая определений (при этом термин стратегия у него количественно преобладает). Согласно Э. Гоффману, люди в повседневном общении следуют стратегиям и технологиям, схожим с трудовыми. При помощи стратегий и технологий люди структурируют свое поведение, стараясь избегать тревожных ситуаций. Все человеческое общение носит стратегический характер, а стратегичность дискурса закладывается на уровне бессознательного (Goffman 1969). Признание того, что общение людей всегда носит стратегический характер, приводит к необходимости разграничения терминов стратегия и технология (Плотникова 2007а). Если дискурсивные стратегии реализуются в основном спонтанно, автоматически, на основе неосознанного свободного выбора говорящих, то технологии подразумевают их осознанное, спланированное, обдуманное применение. «При помощи технологий конструирование мира лишается спонтанности и случайности, обеспечивается возобновляемость успешных действий, регулируются взаимоотношения между индивидом и группой. Планируется концептосфера будущего мира, в которую заранее закладываются концепты, необходимые для его создания. Технологичность предполагает кодификацию дискурса, которая включает в себя отбор необходимых типов дискурса на научных основаниях, в том числе и лингвистических, осознанное закрепление в памяти принципов порождения технологически необходимого дискурса и автоматическое пользование им в зависимости от обстоятельств» (Плотникова 2006: 97).

Итак, осознанное, технологичное использование дискурса превращает его в средство изменения окружающего мира вообще и в оружие, которое можно применять в борьбе с противником, в частности, успешно добиваясь при этом таких же целей, что и раньше – при помощи обычных вооружений. Здесь можно вспомнить М. Фуко и поставленную им проблему «герменевтики себя» – осмысления человеком себя и своего бытия, наделения его смыслом. Для этого человек использует так называемые «практики себя» (по-другому «техники» или «технологии») – способы воздействия на самого себя, самопознания, контроля, совершенствования, изменения и т.д. (Фуко 2004: 6-18).

В числе прочих перед исследователями встает и проблема метадискурса как средства управления ситуацией в аспекте понятия дискурсивного оружия.

Метадискурс как таковой является отражением метакогниции – когнитивных процессов, контролирующих, «отслеживающих» когнитивную правильность/неправильность развертывающейся беседы с точки зрения говорящего или третьего лица. Метадискурс – это дискурс отношения к протеканию беседы, реакция участников на ее характеристики.

Можно сказать, что в более широкой перспективе метадискурс отражает мышление говорящего в метапространстве. По мнению Г. Бейтсона, язык связан с мышлением не такой простой связью, как кажется на первый взгляд. Смысл, идущий из сознания, многослоен, но часто лишь один его слой достигает поверхностного выражения. Все остальные слои остаются невербализованными, но они присутствуют «за» языковым выражением – в мета-виде – и создают метапространство. Это невидимое пространство «за» или «над» поверхностной тканью дискурса может использоваться говорящим установления контроля, управления собеседником, планирования своего дискурса и т.д. При производстве метадискурса (выражении при помощи языка метасообщений типа «Я тебя уважаю», «Я тебе не верю», «Вы здесь начальник», «Я – говорящий, ты – слушающий» и т.п.) происходит полная или относительно полная дискурсивизация смысла: он весь или большей частью становится осознанным, то есть проговоренным, выведенным из индивидуального сознания в среду. Метасмысл становится продуктом обмена с собеседником в коммуникативном акте. Таким образом, метадискурс осуществляет системный контроль над ситуацией.

Понятие метадискурса тесно связано с понятием метакоммуникации, с шестидесятых годов двадцатого века привлекающей внимание психиатров и психологов (Бейтсон 2000; Вацлавик, Бивин, Джексон 2000). Г. Бейтсон выделяет два множества сообщений, находящихся на более абстрактных уровнях, нежели простой описательный уровень («Кот находится на подстилке»). Одно из этих множеств включает в себя «металингвистические» сообщения, в которых предметом рассуждения является язык («Слово “кот” не имеет меха и не царапается»). Сообщения, образующие другое множество, он называет «метакоммуникативными» – в них предметом рассуждения являются отношения между говорящими («Я сказал тебе, где найти кота, по дружбе»). Способность к адекватной метакоммуникации «позволяет нам корректировать наше восприятие коммуникативного поведения» и является «необходимым условием успешного социального взаимодействия» (Бейтсон 2000).

В филологических исследованиях подобное вышеописанному разграничение мы впервые находим у М.М. Бахтина; ключевую роль при этом он отдает идее диалогичности: «диалогические отношения (в том числе и диалогические отношения говорящего к собственному слову) – предмет металингвистики» (Бахтин 1994: 396). Специфика диалогических отношений состоит именно в их металингвистической природе.

Р.О. Якобсон в число шести основных функций речевой коммуникации (помимо коммуникативной, апеллятивной, поэтической, экспрессивной и фатической) включает метаязыковую – реакции говорящих на свой собственный язык (Якобсон 1975: 204; 1985: 236). Метаязык определяется им как важный фактор в повседневном общении: «мы пользуемся метаязыком, не осознавая метаязыкового характера наших операций» (Якобсон 1975: 201). Метаязыковая функция приравнивается к функции толкования. «Важнейшая способность человека преобразовывать одни языковые знаки в другие (синонимичные, или более развернутые, или, наоборот, более сжатые) лежит в основе развития и использования языка» (Якобсон 1985: 236, 294). Таким образом, метаязык, по Якобсону, находится где-то на грани между исследовательским и повседневным использованием.

А. Вежбицка, опираясь, в основном, на вышеизложенную теорию М.М. Бахтина, вводит понятие метатекста, объясняя с его помощью процесс понимания говорящего слушающим: последний не только «переводит» воспринимаемые на слух предложения на собственный мысленный язык (это уровень элементарного понимания), но и улавливает связи между этими предложениями, «вскрывает мысленную конструкцию целого» и может даже комментировать «на полях» действия говорящего: в голове вдумчивого слушателя возникает параллельно стенограмме комментарий в виде предложений о том, что в данный момент делает говорящий (Начинает говорить… Делает оговорку… Переходит к основной теме… Повторяет… Резюмирует…). В сознании слушающего (или самого автора, который также может быть комментатором текста) возникает «двухголосный текст» («двутекст») – воссоздаваемая (понимаемая) последовательность предложений отправителя и собственный комментарий». Таким образом, «высказывание о предмете может быть переплетено нитями высказываний о самом высказывании» (Вежбицка 1978: 403-405). Такое понимание метатекста связано, прежде всего, с модусом говорения, – анализируются метавысказывания или фрагменты метавысказываний, содержащие глаголы говорения.

В лингвистике термином «метадискурс», в частности, пользуется Н.К. Рябцева, употребляя его в качестве синонима терминов «метаречь» и «метатекст». По Н.К. Рябцевой, обязательной характеристикой высказывания является коммуникативный модус: языковые средства, которые придают одному и тому же пропозициональному содержанию (диктуму) различный коммуникативный смысл, превращая его в сообщение, речевое действие или аксиологическое высказывание (Рябцева 1994: 82-83). Эксплицитный коммуникативный модус воплощается в метатексте, метадискурсе, метакоммуникации, метаречи. Наиболее общий термин, используемый Н.К. Рябцевой для обозначения эксплицитного коммуникативного модуса, – метаречь. Она второстепенна, вспомогательна по отношению к содержанию коммуникации, порождается способностью говорящих к автореференции, маркируя осознание ими своего коммуникативного состояния. Коммуникативная рефлексия, проявляясь в метаречи, превращает субъекта речи в субъекта сознания (Рябцева 1994: 89-92).

По поводу вопроса о дискурсивном оружии, мы можем уверенно предполагать, что метадискурс служит одним из его подвидов. Так же, как и дискурс вообще, он бывает спонтанным, осуществляемым на основе неосознанного свободного выбора – это касается, например, метаотношений, закрепленных в сознании говорящего с детских лет и воспроизводимых им каждый раз при встрече с данным адресатом. Но иногда, чтобы получить какой-то результат – некое желаемое изменение референтной ситуации, – говорящему приходится прибегать к осознанному, технологичному применению метадискурса: тогда он заранее обдумывает и планирует свою метаконцептуальную позицию в предстоящей беседе, прогнозируя нужную ему реакцию собеседника. При этом в ходе осуществления самой беседы подобные технологично устанавливаемые, специально организованные метаотношения выдаются за естественную, спонтанную стратегичность межличностного или институционального общения.

Примеры, иллюстрирующие технологичное планирование метадискурса, получить довольно трудно: чаще всего такой дискурс тщательно скрывается от посторонних. Как и в других случаях, касающихся труднодоступности бесед определенного типа, помочь может художественная литература и некоторые другие источники. В частности, рассматриваемый нами пример мы встретили в оксфордском учебнике английского языка, изданном в 2000 г. и предназначенном для взрослых учащихся с высоким уровнем владения языком. В нижеприведенной беседе менеджер по продажам фильтров для воды  (S – Sales manager) детально инструктирует новичка (R – Recruit) относительно технологичного проведения встречи с потенциальными покупателями.

Языковые средства, используемые менеджером в начале беседы (plan, a complete strategic approach), синонимичны научному понятию технологии. Вся беседа представляет собой не что иное, как пример воплощения третьей ступени процесса технологизации дискурса, по Н. Фэарклофу (Fairclough 1996): обучение персонала коммерческих фирм дискурсивным практикам, специально разработанным в соответствии с институциональными планами и целями. Регламентируются практически все аспекты поведения агента по продажам, весь его дискурс – вербальный и невербальный: то, как он выглядит, одежда, то, что он должен иметь при себе, содержание его высказываний и распределение их и действий по времени в течение встречи. В числе прочих аспектов технологичного поведения много говорится о метадискурсе – как и все остальное, он планируется, чтобы реализовать осознанное управление собеседником и получить контролируемый результат – заключение сделки. Прежде всего, дискурс агента по продажам должен проецировать в окружающую среду интерактивные концепты «Энтузиазм» и «Доброжелательность»: check your appearance <…> smart but casual; you must look enthusiastic and smile! The right attitude is vital; introduce yourself politely and keep smiling!; That’s your opportunity to break the ice. The first thing you do is make friends, then identify any problems your new ‘friends’ may have and find out what they need and really want. Once you’ve done this, you’ll find it easy to start selling; be reassuring. Среди данных высказываний можно выделить следующее: The right attitude is vital: оно выражает ключевую пропозицию, свидетельствующую о значении, придаваемом технологом именно метадискурсу как средству достижения цели. Кроме того, звучат предупреждения о том, какого рода метаотношения к потенциальным клиентам не должны устанавливаться, так как это может помешать достижению желаемой цели: don’t prejudge what kind of people they might be. You’d probably be wrong!; Never assume anything. Специальное внимание уделяется планированию фатического общения: Spend the first two minutes greeting the occupants of the house. This greeting stage is vital; Now comes the time to ask questions <…> things like ‘How long have you lived here?’; talk about something completely different, then thank them for their hospitality. Включение такого типа материала в учебные пособия по языку лишний раз свидетельствует о превращении дискурсивного оружия в неотъемлемую черту нашего времени и о востребованности обучения студентов способностям конструировать и деконструировать технологии дискурса.

Таким образом, в современном мире метадискурс, как и дискурс вообще, может делаться предметом расчетов и планирования и, следовательно, средством управления другими и подчинения других себе.

Литература

1.      Бахтин, М.М. Проблемы творчества Достоевского. Проблемы поэтики Достоевского. – 5-е изд., доп. – Киев : «NEXT», 1994. – 511 с.

2.      Бейтсон, Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. – 2000. – http://www.koob.ru

3.      Вацлавик, П., Бивин, Д., Джексон, Д. Прагматика человеческих коммуникаций: Изучение паттернов, патологий и парадоксов взаимодействия. – М. : Апрель-Пресс, Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. – 320 с.

4.      Вежбицка, А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. – М. : Прогресс, 1978. – Вып. 8. – С. 402-421.

5.      Переслегин, С. Того, что достаточно для Геродота, мало для Герострата. Послесловие и примечания редактора // Сумма технологии / С. Лем. – М. : АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 2004. – 668 с.

6.      Плотникова, С.Н. Самомоделирование личности политика как дискурсивная технология // Политический дискурс в России – 7. Образы без лиц. – М.: МАКС Пресс, 2004. – С. 50-54.

7.      Плотникова, С.Н. Политик как конструктор дискурса реагирования // Политический дискурс в России – 8. Святые без житий. – М.: МАКС Пресс, 2005. – С. 22-26.

8.      Плотникова, С. Н. Стратегичность и технологичность дискурса // Лингвистика дискурса – 2: Вестник ИГЛУ. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. – Иркутск : ИГЛУ, 2006. – № 3. – C. 87-98.

9.      Плотникова, С.Н. Технологичность политического дискурса // Политический дискурс в России-10: материалы Х юбилейного всероссийского семинара. – М. : Гос. ин-т рус. яз. им. А.С. Пушкина, 2007а. – С. 183-188.

10.  Плотникова, С. Н. Президент и первая леди: Политик как удвоенная дискурсив­ная личность // Политический дискурс в России – 9: Материалы постоянно действующего семинара. – М. : МАКС Пресс, 2007б. – С. 44-53.

11.  Плотникова, С.Н. «Дискурсивное оружие»: Роль технологий политического дискурса в борьбе за власть // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. – Сер. Филология. – № 2. – 2008. – С. 138-144.

12.  Плотникова, С.Н. Дискурсивное оружие как тип информационного оружия: Политический аспект // Современная политическая лингвистика: проблемы, концепции, перспективы : сб.науч.тр. / ВГПУ; Волгогр. ин-т бизнеса. – Волгоград : Изд-во ВГПУ «Перемена», 2009. – С. 231-239.

13.  Рябцева, Н.К. Коммуникативный модус и метаречь // Логический анализ языка. Язык речевых действий. – М. : Наука, 1994. – С. 82-92.

14.  Тоффлер, Э. Метаморфозы власти. – М. : АСТ, 2004. – 669 с.

15.  Фуко, М. Использование удовольствий. История сексуальности. – СПб. : Академический проект, 2004. – 432 с.

16.  Якобсон, Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против» : сборник статей. – М. : Прогресс, 1975. – С. 193-230.

17.  Якобсон, Р. Избранные работы по лингвистике. – Благовещенск : БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 1985. – 448 с.

18.  Bolinger, D. Language – the Loaded Weapon: the Use and the Abuse of Language Today. – L., N. Y.: Longman, 1980. – 214 p.

19.  Fairclough, N. Technologisation of discourse // Texts and Practices: Readings in Critical Discourse Analysis / ed. by C. R. Caldas-Coulthard, M. Coulthard. – N. Y. : Routledge, 1996. – P. 143-159.

20.  Goffman, E. Strategic Interaction. – Philadelphia : University of Pennsylvania Press, 1969. – 145 p.

21.  Goffman, E. Relations in Public [Text] / E.  Goffman. –  N.Y. : Harper & Row, 1971. – 396 p.

22.  Gude, K., Duckworth, M. Proficiency Masterclass. Teacher’s Book. – Oxford University Press, 2000. – 152 p.