Миф о прародине в русском неоязычестве. Аннотация. В статье рассматривается ряд концепций идеологов русского неоязычества о прародине славян. Миф о прародине является одним из основных мифов русского неоязычества. Дискурс о прародине характерен всем неоязыческим направлениям, организациям и группам. Он несет в себе черты этнополитического мифа, а так же является источником для ряда мировоззренческих, фундаменталистских, националистических суждений. Ключевые слова: религиоведение, неоязычество, миф о прародине, современная мифология. Появление в XX веке множества новых религиозных организаций, провозглашающих возрождение древних духовных традиций, имеет свои исторические и культурные предпосылки. В России интерес к русским древностям появляется в XVIII и усиливается в XIX в., и простирается за пределы сугубо научного исследования. Известны попытки энтузиастов любительской реконструкции некоторых языческих обрядов. Возможно к сочинениям российских авторов конца XIX – XX вв. следует возводить начала неоязыческой идеологии. При всем этом, активное развитие русского неоязычества происходит лишь в «Перестройку» и постсоветское время. Характерной чертой позднего СССР и первых постсоветских лет В. Б. Яшин считает «широкую вовлеченность граждан в политические процессы, что закономерно стимулировало политизацию религиозной сферы. Повышенная политическая активность охватила тогда и значительную часть новых религиозных движений», и это наложило на неоязычество своеобразный отпечаток [14]. Процессы ХХ века, стимулирующие распространение неоязычества в Европе, такие как: кризис традиционных форм религиозности, рынок религий, проблемы глобализации, экологические проблемы и т. п., так же оказали влияние на русское неоязычество. Однако, на наш взгляд, интенсивному становлению русского неоязычества способствовали процессы поздней советской и постсоветской действительности, запустившие кризис коллективной идентичности. Неоязычество стало способом удовлетворения социального недовольства россиян. Как указывает Н. С. Смолина, дискурс кризиса идентичности переплетается с дискурсом коллективной травмы: «Подобное состояние переживается человеком как утрата, растерянность, связанная с новыми реалиями. Травма вызывает у большинства ощущение дискомфортности и брошенности, поддерживает страхи (включая наиболее иррациональные и наименее контролируемые их проявления – страхи перед стихиями или мировой войной)» [7, c. 105]. Согласно Б. Дубину, это «заставляет массовое сознание переключаться на ностальгические, компенсаторные проекции в идеализированное прошлое» [4, c. 84]. В этом смысле, мы можем описывать русское неоязычество как способ социальной адаптации, в которой человек ищет пути преодоления травмы. Травма перерастает в рефлексию над трансформацией привычного мира и коллективной идентичности. Помимо религиозной и экологической проблематики, у большинства русских неоязыческих групп выражена политическая составляющая. Пластичность установок неоязычества, отсутствие общепринятой догматики и постоянное активное конструирование мифологии, позволяют ему встраиваться различные политические традиции и концепции. Одна из особенностей русского неоязычества в том, что оно формировалось в условиях секулярного государства, фундированного атеистическим мировоззрением. Поэтому полемика с христианским видением человека и мира изначально не была актуализирована, она займет существенное место в идеологии неоязычества позднее (активно со второй половины 90-х гг.). Полемика первоначально, велась с властью. Другая специфическая черта русского неоязычества заключалась в том, что в отличие от западноевропейского неоязычества, оно не имело письменных текстов религиозно-мифологического характера, на которые можно было бы опереться при построении своей мифологии. К тому же наука обладает ограниченными данными о начальном периоде истории восточных славян. Археология дает скудные данные об истории и культуре восточных славян, живших на территории будущей Древней Руси в дописьменный период. Остается множество нерешенных вопросов, связанных с этногенезом восточных славян. Эти обстоятельства и особый тип мифотворчества, свойственный неоязычеству, приводят к возможности конструировать свою мифологию на современном материале. Они опираются не столько на подлинные и достоверные исторические тексты, сколько на современные литературные тексты (романы и повести в жанре фэнтези о славянах) и подделки (как например, «Влесова книга», «Праведы», «Славяно-арийские веды» и т. п.). Общими мифами, объединяющими разнообразные российские неоязыческие группы, являются следующие основополагающие мифы: миф об утраченном золотом веке, включающий в себя описание прародины славян; эсхатологический миф – как способ объяснения утраты «прародины» и упадка, свойственного современности, а так же описывающего контуры победы над злом и установления исконного, справедливого и верного порядка. В мифе русских неоязычников о «прародине», мы сталкиваемся со специфическим мифологическим хронотопом и с представлением о населяющем данное пространство народе. «Прошлое здесь осмысливается через принцип абсолютизации традиции, которая в целом отождествляется с Первотрадицией как всепорождающим лоном наиболее значимых и оптимальных программ жизнедеятельности… Будущее оказывается парадоксальным образом «будущим-прошлым», или своеобразной ретроутопией, поскольку прогнозируется с позиции принципа инволюционного развития как подлинно прогрессивного» [5, c. 59]. В. Шнирельман полагает, что мифология российских неоязычников об обширной прародине и древнем ареале обитания славян, сформировалась прежде всего, под влиянием научно-фантастических публикаций 1970-х – 1990-х гг. В. И. Скурлатова (печатавшегося под различными псевдонимами) и В. И. Щербакова (которые, в свою очередь, фактически реанимируют теории В. М. Флоринского), а так же псевдонаучных сочинений В. А. Чивилихина и В. Н. Емельянова. Отсюда же проистекает и миф о славянском «арийстве». И все эти построения нацелены на обоснование прав русских на территорию бывшей Российской Империи, как исконных [8, c. 14]. Уже у классиков русского неоязычества мы встречаем представление о широком расселении славян на Земле и здесь же мы находим их отношение к славянским народам. Рассмотрим наиболее распространение версии мифа о прародине славян. Согласно В. И. Скурлатову, «древние славяне (в частности русы и хорваты) с незапамятных пор играли активную роль в судьбах Европы, Центральной и Передней Азии» [6]. Он говорит, о допущении историков, что киммерийско-славянские отряды вторгались в Малую Азию и Закавказье, утверждает русское происхождение имени хурритского царя Руса I, а также топонимов Тифлис («Теплице»), Горди и Гордион («город»), этнонима одного из ветхозаветных народов Рош (Рос), внушавшего ужас семитам [6]. Он подает все это в ключе «исторического достоинства» (измеряемого масштабами расселения и древностью происхождения) - странном и несвойственном для современного научного исследования. А именно, что «русы» и другие славянские племена обладают таким же историческим достоинством, как индоиранцы, германцы, тюрки и прочие народы, и история их насчитывает не десять-пятнадцать веков, а, как минимум, несколько тысячелетий [6]. В. И. Щербаков, в попытке обосновать величие славянства, так же относит к славянскому ареалу обитания обширные пространства Евразии и, более того, утверждает распространение славянского влияния и на другие континенты. Он осуществляет это путем причисления к славянскому миру народов, к нему не принадлежащих, в частности, этрусков. Об этрусках он говорит, с одной стороны, как осколке хетто-славянского мира, а с другой – связывал с этрусками истоки египетской и ближневосточной цивилизаций, а так же цивилизациями Месоамерики и т. п. [12]. Вопрос о «русских-этрусках» в представлениях значительного числа неоязычников занимает важное место в проблематике теологических и псевдонаучных изысканий, не зависимо от того, причисляют сами авторы подобных работ себя к неоязычеству или же нет. Позднее он идентифицирует с «руссами» = «восточными и атлантами» дошумерское население Месопотамии. А в пику украинским авторам, утверждающим древность украинской нации, начало которой возводится ими, как минимум, к возникновению киевского государства, заявляет, что Москва была основана задолго до Юрия Долгорукого северными «ванами», находившимися под влиянием «русов» [11]. Проблема родства или тождества славян и ариев присутствует у многих классиков русского неоязычества. В. А. Чивилихина называют первым из советских писателей, кто отождествил ариев и славян. Эту же идею развивали В. Н. Емельянов, А. М. Иванов (Скуратов) и др. А. И. Асов (Барашков), известный издатель и популяризатор фальсификата «Велесова книга», продолжил традицию возведения славян к цивилизации атлантов, указывая на легенду об «Алтынском царстве» и его царе Святогоре, и, признавая «историю Нестора», как историю средневековой Руси, реконструирует историю Древней Руси [1, c. 3, 17.]. Он утверждает участие славян в древней истории Передней Азии, а так же греческого мира и утверждает, что «Русь – страна евразийская, столь же западная, сколь и восточная» [1, c. 99-116, 141.]. Большой интерес в области мифа о прародине и его связи с этносом представляют спекуляции в области языкознания. К этому также приложили руку В. И. Скурлатов В. И. Щербаков и ряд других авторов, создававших миф о глубокой древности славянского этноса, и интересовавшиеся вопросом существования докирилической славянской письменности. В результате, возникает целое направление, которое не ограничивается только кругом неоязычества (но весьма популярно среди целого ряда его последователей, зачастую независимо от принадлежности к той или иной неоязыческой группе), пытающееся представить русский язык как древнейший. Одним из пионеров в этом направлении (любительской лингвистики), по-видимому, можно назвать А. Ф. Шубина-Абрамова, который с конца 1970-х гг. говорил о «ВсеЯСветной Грамоте», но опубликовал лишь в 1996 г. Так что посвященная ей публикация Н. Е. Беляковой вышла ранее – в 1994 гг [2]. А. Ф. Шубин-Абрамов настойчиво утверждает существование «праславянской азбуки», из сопоставления которой с другими алфавитами следует, что греческий и иврит развивались на почве более древней славянской письменности [10]. Другой «народный академик», С. Данилов, продолжая работать в сходном направлении, акцентирует внимание на этапах искажения истинного и первоначального русского языка – «Словени». В одной из своих видео-лекций, он именует их этапами «кастрации языка», и утверждает искусственный характер украинского и белорусского языков, созданных, по его утверждению, в результате большевистской реформы алфавита. Характеризуя же подлинный русский язык, Данилов идет еще дальше и заявляет: «В XXI веке, наконец, ученые пришли к такому выводу, что, оказывается, независимо от национальности, отделы головного мозга человека, не зависимо от расы, белой, желтой, красной, черной, серой, отделы головного мозга общаются между собой на русском языке» [3]. Заключение. Прежде всего, нужно подчеркнуть, что все выводы следует воспринимать с поправкой на то, что русское неоязычество от своих истоков не могло быть охарактеризовано как идеологически единое движение. Не может оно быть охарактеризовано так и сейчас. При этом существенно, что в большинстве случаев мы не наблюдаем единства в данных вопросах и внутри организаций и групп неоязычества. Оно скорее постулируется их лидерами в манифестах и идеологических доктринах, нежели действительно существует в индивидуальных сознаниях верующих и в том информационном поле, которое составляют эти индивидуальные сознания. Большее единство взглядов характерно, скорее, для радикально националистических групп. Однако и здесь мы наблюдаем историю расколов, трансформаций, попытки новых объединений, начиная со старейшей неоязыческой националистической организации «Союз венедов». Иными словами, действительные представления рядовых членов тех или иных неоязыческих организаций и групп возможно представить как ризому, соединяющую фрагменты множества идей, высказываемых лидерами различных, нередко противоборствующих течений. Как мы можем видеть, миф о прародине славян в русском неоязычестве, является этнополитическим мифом. Здесь мы не находим онтологической проблематики, характерной для архаического мифа. Мы согласны с Яшиным В. Б., что «в русском неоязычестве ярким примером парадоксального сочетания универсально-космополитического и ультрапатриотического дискурса выступают представления о прародине русского народа» [13]. Прародина локализуется широко (от Гипербореи до крошечной точки земного шара), а все народы так или иначе происходят от славян либо их история связаны с ними. Более того, в образах о единой прародине присутствует концепция о существовании некого особого единого русского языка. Единство языка представляется: а) как некое единство общеславянского языка, от которого произошли все славянские языки (что по смыслу близко пониманию родственности славянских языков); б) как «русский язык», от которого произошли восточнославянские языки (например, украинский, белорусский) и различные мировые языки, в том числе неиндоевропейских языковых семей (например, греческий или иврит). Родственность языков важна не сама по себе, она позиционируется как: а) почва для международного сотрудничества; б) обоснование господства славян (русских); в) основание для вмешательства в дела других государств и народов; г) представление о всеобщем родстве. При этом националистический мотив присутствует повсеместно (провозглашается превосходство русского языка, русского народа, славянских народов). Ещё одной существенной чертой мифа о прародине выступают мотив ее утраты и убежденность, что есть силы, препятствующие ее возрождению, будь то тайные общества, либо целые народы, стремящиеся поработить славян (муссируются антисемитские и расистские идеи). В этой части, миф о прародине изображает мир подчеркнуто дуалистичным, черно-белым. Границы добра и зла отчетливы (при том, что рассуждения современных неоязыческих волхвов, касающиеся духовных исканий, постоянно возвращаются к идее относительности добра и зла, их оборотности и, в конечном счете, неразличимости). Как указывает В. Шнирельман этнополитический «миф играет инструментальную роль — он обслуживает совершенно конкретную современную задачу, будь то территориальные претензии, требования политической автономии или стремление противодействовать культурной нивелировке и сохранить свое культурное наследие» [9, c. 14]. Призыв к восстановлению прародины – не только к восстановлению границ, в том числе мифических. Это так же призыв к восстановлению «изначальной», «чистой», «неискаженной» традиции, в связи с чем, можно говорить о проявлениях фундаменталистских черт в русском неоязычестве. Восстановление прародины представляет собой религиозно-политическую программу (в той или иной степени выраженную). В плане международной политики она предполагает, по меньшей мере, усиление роли России и защиту русских и славянства в любой точке земного шара различными методами, вплоть до самых радикальных. Во внутренней политике это нередко подразумевает серьезные изменения социальной структуры, когда религиозные лидеры нынешних неоязычников должны стать правителями страны и высшим духовенством. Восстановление – возвращение прародины и языка становиться одной из важных задач русского неоязычества.